Article

Ранний буддизм. Идеи Нагарджуны и его письменное наследие в XXI веке

русская версия

DOI https://doi.org/10.31696/2618-7043-2020-3-1-289-294
Авторы
Аффилиация: Институт мировой литературы им. А. М. Горького РАН
Журнал
Раздел НАУЧНАЯ ЖИЗНЬ. Рецензии
Страницы 289 - 294
Аннотация Автор заявляет об отсутствии конфликта интересов.
Скачать PDF Скачать JATS
Статья:  Не секрет, что человеком овладевает некое неизъяснимое чувство, когда он соприкасается с древневосточной духовной традицией, с буддийскими текстами и связанными с ними реликвиями, и это чувство в наше время, когда интерес к буддизму, его философии возрос, знакомо многим. А если эти исследуемые древние тексты имеют еще и особую сакральную силу, которая зрела и накапливалась в течение многих веков и тысячелетий, неизменно в чем-то наслаиваясь, обрастая мифами и легендами, то нащупать его сущностное ядро и сказать об этом свое веское слово - всегда небезынтересно и, конечно, ответственно, ибо требует особых знаний, каждодневных усилий, и - что немаловажно - преданности и верности избранной стезе.
 Невольно начинаешь размышлять обо всем этом, когда знакомишься с двухтомной монографией В. П. Андросова «Основоположник Махаяны Нагарджуна и его труды» [1]. Имя автора книги широко известно не только в среде ученых-востоковедов, буддологов России, но и далеко за пределами страны. Не случайно его труды, едва выйдя в свет, становились библиографической редкостью. Данный двухтомник и вышедший совсем недавно труд «Очерки изучения буддизма древней Индии» [2] — это своего рода итог сорокалетнего изучения В. П. Андросовым буддизма - от переводов, научных комментариев, интерпретаций до аналитических исследований буддийских сакральных текстов, от исторического рассмотрения эпохи Будды Щакьямуни (V - середина IV в. до н.э.), Нагарджуны (II - начало III в.), Ваджраяны (буддийского тантризма) до периода проникновения и утверждения индийского буддизма в Тибете (VII-VIII вв.), далее в Монголии (XIII-XIV вв.; XVI в.) и в трех российских регионах (XVII в.)- нынешних Республике Бурятии, Республике Калмыкии и Туве.
 Поскольку литература монгольских народов, в частности средневековая монгольская литература, которая является предметом моих научных интересов, развивалась в пределах индо-тибетского культурного ареала и была глубочайшим образом связана с буддийской наукой и философией, в частности с историей буддизма, с поэтикой - учением о словесном искусстве в целом, с проблемами переводов текстов, понимания заложенных смыслов, идей, их научного комментирования и интерпретаций и многим другим, я с нескрываемым интересом и даже с известной долей волнения раскрывала страницы трудов В. П. Андросова.
 Сразу хочется заметить, что данные труды можно рассматривать как своего рода образец научного подхода и решения исследовательских задач, ибо в основе - поиск автором новых путей осмысления и трактовки буддийских идей и концепций, желание докопаться до причин их специфического своеобразия. Работам этого автора свойственны стройность изложения исследуемых материалов, их системная классификация. Им также присущи внутренняя логика, аргументация предлагаемых гипотез, обращение к дискуссионным вопросам как общетеоретического, так и историографического, источниковедческого характера.
 Важной особенностью монографий, на мой взгляд, является включение переводов текстов, сохранившихся на санскритском и тибетском языках. Особый интерес и научную ценность представляют обобщающие исследования тантрического наследия (Ваджраяна) индийских буддистов (V-XII вв.): характеристика состава этой системы, их классификация. А также переводы по санскритским оригиналам тантр Наивысшей йоги (ануттара-йога-тантра), принадлежащих к наиболее высшему уровню (венец) духовного знания, постигающего высшую реальность: «Гухьясамаджа-тантра» (VI-VII вв.), или «Тантра тайной общины», «Хеваджратантра» (IX—Х вв.), которые впервые в отечественной буддологии вовлекаются в научный оборот и представлены монографически с аннотациями и обширными детальными комментариями [2]. Безусловно, тексты Ануттара-йога-тантры написаны кодированным, символическим языком в силу своей эзотерической сущности и адресованности к особо подготовленной (посвященной) личности. Их адекватный перевод, аналитическое комментирование его на русском языке - неимоверно трудная задача для исследователя, требующая, на мой взгляд, определенных качеств личности, таких как увлеченность, усердие, терпение и др.
 Вероятно, трудно найти в индо-буддийской истории, насчитывающей тысячелетия, предмет изучения, получивший полное признание как ученых-буддологов, так и ученых монахов. Изучение раннего буддизма (вторая половина I тыс. до н.э. - первые века I тыс. н.э.), - когда созидается Дхарма (Закон) как смысловое ядро Вселенной, где все взаимосвязано и взаимозависимо, формируется буддизм как культура новых смыслов и создается буддийское образотворчество в рамках жанра жития или «житийной» литературы (в частности, образы Будды Щакьямуни, Нагарджуны), - по мысли автора, требует особых знаний, методов и подходов. В. П. Андросов, обращаясь к накопившимся проблемам традиционной буддологии, предлагает свои методы, подходы к ним и способы их решения, привлекая научные разработки ряда смежных гуманитарных наук: семиотики, антропологии, культурологии, психологии, что придает его работам особую ценность, актуализируя их новаторский характер.
 Думается, не случаен интерес В. П. Андросова к личности и к духовному письменному наследию величайшего мыслителя раннего индийского буддизма Нагарджуны, которого еще называют «Вторым Буддой», - основателя религиозно-философской школы мадхьямака. Исследуя творчество Нагарджуны, автор высоко оценивает его гениальную одаренность, величие содеянного им. Занимаясь переводами его знаменитых трудов по совершенствованию ума и знания, давая научный комментарий к ним, анализируя их в целом, он приходит к выводу, что значение деятельности Нагарджуны «сопоставимо с деяниями самого Будды». И далее продолжает: «Истолкование Нагарджуной Срединного пути фактически означало строительство Великой колесницы, Махаяны. Как ее основоположник он не только собрал, соединил и “подогнал” друг к другу уже имевшиеся в его расположении части Колесницы, но и впряг в нее “коней”, пригласил путешественников и в роли возничего отправился с ними в Путь. Движение по Великому Пути (что тоже является буквальным пониманием Махаяны) продолжается до сих пор» [1, т. I, с. 12-13].
 Известно, что проблема атрибуции текстов в буддологии относится к наиболее сложным. Автором во всех трех изданиях предлагается при создании целостной картины махаянского буддизма (II-IV вв.) системный историко-текстологический метод, позволяющий рассматривать выделенные им шесть видов текстовой деятельности, представленных в нагарджунизме и во всей ранней мадхьямаке в едином комплексе, располагая их «от простого к сложному», что, безусловно, оправданно и плодотворно, ибо в их основу были заложены принципы взаимосоотнесенности и взаимодополняемости. Также рассмотрены сложные проблемы нагарджуноведения - одной из отраслей научной буддологии, касающиеся аутентичности текстов, относимых к Нагарджуне, историчности его образа и деяний. Богатое в жанровом отношении творческое наследие Нагарджуны (в тибетском каноне «Тенгьюр» насчитывается 125 текстов, приписываемых ему), который по представлению буддийских ученых-монахов жил, перевоплощаясь в течение шестисот лет, пересматривается современными учеными-буддологами. Выдвигаемая ими версия, что под именем Нагарджуны скрывается несколько авторов, творивших в разных жанрах с целью канонизировать свои произведения, свидетельствует о великом авторитете Нагарджуны и о той роли, которую он сыграл в махаянском буддизме. В.П. Андросов, обращаясь к личности Нагарджуны и его творчеству, предлагает свое видение, свое решение запутанных проблем в отношении его творчества и «слоистой», как он пишет, агиографии, включающей мифологические, легендарные, сказочные, мифические и другие составляющие.
 В монографии «Основоположник Махаяны Нагарджуна и его труды», в ее первом томе «Буддизм Нагарджуны: Религиозно-философские трактаты» дается обзор источников о жизни и творчестве Нагарджуны начиная с IV в. Далее представлены переводы его трудов с санскритского и тибетского языков на русский, адресованных последовательно мирянам, адептам медитации и знатокам всего корпуса буддийского Учения. Каждый перевод снабжен вводной статьей и сохранившимися автокомментариями Нагарджуны, а также комментариями и исследованиями буддийских ученых и собственно авторскими. Поистине украшением данного тома является «Собрание основоположений Закона» (Дхарма-санграха) - справочный лексикон махаянского буддизма, который представлен параллельно на трех языках: санскритском, тибетском и русском с объемными комментариями. Во Введении автор признается, что «работа над этим трактатом стала для меня во многом знаменательной. В нем содержатся ключи, открывающие глубокие тайны буддийских текстов» [1, т. I, с. 18]. Далее В. П. Андросов приходит к важному выводу, что «систематическое изучение “Дхарма-санграхи” вкупе с чтением других текстов и переводов поможет заложить прочный фундамент как интеллектуально-энциклопедического, так и конфессионального интереса к буддизму» [1, т. I, с. 19].
 Обобщая можно отметить, что все шесть глав данного тома представляют собой историю становления и развития махаянского буддизма; аналитическое постижение и осмысление эзотерических текстов Великой колесницы.
 Второй том «Учение Нагарджуны о Срединности» состоит из двух частей. Первая часть, теоретико-методологическая, посвящена истории индийского буддизма раннего периода, развитию догматики в школах Малой колесницы, Хинаяна, проблемам синтеза (переплетения) религиозного и философского начал, проблемам историографии и периодизации, вопросам полемики Нагарджуны с оппонентами. Думается, вызовут у читателей несомненный интерес учение о видах текстовой деятельности, современный подход к понятию «текстовая деятельность», выработанные в аспекте психологии творчества, проблемы идентификации текстов и другие аспекты исследования, связанные с творческим наследием Нагарджуны и нагарджунизмом. Небезынтересны поднятые проблемы языка исследования и языка перевода, сохраняющие актуальность во все времена.
 Во вторую часть второго тома вошло несколько переводов трудов Нагарджуны, среди которых наибольшую ценность представляют «Коренные строфы о Срединности» (Мула-мадхьямака-карика) - философский и полемико-диалектический трактат, впервые переведенный на русский язык и всесторонне исследованный. Переведен и проанализирован автокомментарий «Акутобхайя» с точки зрения историко-текстологических проблем, так как авторство, приписываемое Нагарджуне, нередко подвергалось сомнению. В композиционном плане удачным представляется такое расположение материала, когда пояснения и комментарии приводятся непосредственно сразу после перевода строфы (по терминологии автора, «комментированный перевод»), что значительно облегчает читателю восприятие смысла и значений буддийских терминов и понятий, образного постижения заложенных идей и концепций. Отрадно, что российская буддология обогатилась семью трудами Нагарджуны и двумя махаянскими сутрами и вносит свой весомый вклад в мировое нагарджуноведение.
 Поскольку в современной России махаянский буддизм, официально признанный с XVII в. в индо-тибето-монгольской традиции, вновь возрождается и активно развивается, В. П. Андросов уделяет в своих работах пристальное внимание проблемам трансформации индийского буддизма в тибетский. Пожалуй, это одна из самых важных и интересных тем для российской буддологии, проливающая свет на многие сложные вопросы, и связанная к тому же с современным состоянием и развитием буддизма в российских регионах. Многие идеи автора не могут не затронуть сердца читателей. Русская буддологическая школа, отмечает он, «остается уделом одиночек». Эта авторская мысль, к сожалению (а может и к лучшему?), соответствует действительности. Размышления о «нарушении, сбоях естественного развития культуры духа», имевших место в среде проповедующих буддийских монахов на просторах Российской Федерации, с одной стороны, а с другой - об устремлениях современных россиян, «страждущих вкусить таинств буддизма», об их общении, изучении ими сакральных текстов без необходимой подготовки и системы образования, «духе сектанства и фанатичности» в среде так называемых новых буддистов - архи- актуальны и весьма своевременны. Эти вопросы впервые подняты в серьезной научной литературе, и они, несомненно, очень важны как для самих буддистов, так и для широкой российской общественности.
 Колоссальный объем и временная протяженность исследовательского материала - это одновременно плюс и минус работы, ибо все же трудно избежать некоторой доли схематизма, желания «выстроить» в логической последовательности такой гигантский объем информации. И все же, повторюсь, большая заслуга автора в том, что, адресуя свои труды, в первую очередь, коллегам-буддологам, научной общественности, он сумел сделать поворот к широкой читательской аудитории, которая сегодня активно интересуется буддизмом, к сожалению, выказывая интерес в основном к его мистической стороне. В. П. Андросов сумел достойно пройти между своего рода Сциллой и Харибдой в решении данного вопроса, что нисколько не умаляет историко-текстологические, теоретико-аналитические и методологические аспекты его научно-исследовательских трудов. Несмотря на то что тематика их весьма серьезна и глубока и автор использует чисто научные методы и приемы исследования, стиль его трудов, легкий и живой язык, каким они написаны, делают их доступными широкому кругу читателей, вовлекая в мир пытливой аналитической мысли, за развитием которой интересно следовать.