• Ориенталистика
• 2022 год
• Том 5, № 4

После избрания Си Цзиньпина генеральным секретарем ЦК КПК (2012 г.) в Китае начался новый этап преобразований, по масштабам и глубине не уступающих реформам Дэн Сяопина, а по своему влиянию на общественное развитие и международному значению, вероятно, способных их превзойти. С момента образования КПК развивалась в процессе учебы у Запада, китаизации марксизма, адаптации его к решению стоящих перед Китаем задач. В начале XXI в. Китай вышел на новый уровень социально-экономического развития и одним из первых в мире столкнулся с вызовами новой эпохи. Опыт решения им новых проблем стал результатом использования цивилизационной идентичности, которую он сумел сохранить, и политической власти компартии, преемницы марксистской традиции.

• Социализм с китайской спецификой новой эпохи
• Си Цзиньпин
• КПК
• теория Дэн Сяопина
• китаизация марксизма

Введение

Долгое время реформы в Китае было принято рассматривать преимущественно через призму экономических преобразований, которые сделали Китай экономической сверхдержавой. Это справедливо, как минимум по двум причинам. Во-первых, кризис китайской цивилизации ярче всего проявился в экономической отсталости. Цинский Китай безнадежно уступал вырвавшемуся вперед Западу. Преодоление отсталости стало важным фактором завершения этого периода китайской истории. Во-вторых, в современном мире развитая экономика – это основа независимой внешней политики и фундамент успешного исторического развития. Рост экономики создал объективные предпосылки для превращения Китая в самостоятельного политического и исторического субъекта и полюс притяжения.

На самом деле решения 3-го пленума ЦК КПК (1978) положили начало не только экономическим реформам, но и глубокой трансформации всего китайского государства и общества, а результатом стало появление новой модели общественного развития. Вывод Си Цзиньпина на 100-летии КПК, что в Китае создан новый тип человеческой цивилизации, указывает не только на глубину преобразований, но и на длительность начавшегося этапа развития.

Марксизм в истории китайской цивилизации

На высшем государственном уровне указаний о связи социализма с историей цивилизации не появлялось с конца 1950-х – начала 1960-х гг., когда в СССР на XXII съезде КПСС (1961) была принята Программа строительства коммунизма, провозгласившая практический переход к построению нового общества. В то время аналогичные цели провозглашались и в КНР.

Коммунистическая общественно-экономическая формация, как известно, имеет две фазы: социалистическую и коммунистическую. В основе их отличий лежат экономические критерии, выражающие ту тенденцию исторического развития, которая преобладала на момент формирования марксистской теории. Эти отличия были сформулированы в двух экономически детерминированных принципах социальной справедливости – «от каждого по способностям, каждому по труду» и «от каждого по способностям, каждому по потребностям». Другие отличия подробно не рассматривались. Как научная теория марксизм не мог обоснованно судить о конкретных чертах весьма отдаленного будущего. Но именно смена социализма, еще не расставшегося с родимыми пятнами капитализма, коммунизмом означала переход от нового общественного строя к новому типу цивилизации. Сейчас человечество подошло к этапу, когда цифровизация, искусственный интеллект, четвертый энергетический переход, шестой технологический уклад, защита окружающей среды и другие изменения создали предпосылки для нового типа общественного развития и общественных отношений. После периода упадка в социалистическом движении и «конца истории» идея альтернативности исторического развития вновь возрождается, и связана она с Китаем и КПК.

Общественно-политические теории гораздо чаще служат для объяснения, чем для практического руководства общественным развитием, очень немногие их них смогли изменить мир. Одним из них, наряду с мировыми религиями, стал научный социализм. На сегодняшний день он остается самым молодым мировым учением и в отличие от всех предыдущих имеет научный, а не религиозный характер, обладает способностью к постоянному обновлению и развитию, в том числе в различных цивилизационных ареалах и исторических эпохах.

Предыдущая волна возникновения мировых учений прошла в «осевое время», которое характеризовалось переходом наиболее развитых центров цивилизации в новое состояние. Осуществили этот переход локальные цивилизации, каждая из них выработала свою общественно-политическую доктрину, ставшую на тысячелетия основой их существования.

Марксизм появился как критическая теория и стал развиваться как теория социального действия. Деятельностный характер стал главной родовой чертой марксистской школы общественной мысли. Его появление неразрывно связано с качественными изменениями в Европе. Общецивилизационный характер изменений, которые нашли отражение в марксизме, стал причиной его широкого распространения и влияния вслед за распространением промышленного производства. Перед материальным превосходством Европы не смогли устоять другие цивилизации, среди которых китайская занимала особое, вероятно, самое высокое место как по древности, так и по уровню развития. Но главное – она превосходила все остальные цивилизации по стабильности собственного воспроизводства.

Китай первым выяснил, что в широком историческом контексте превосходством обладают не те общества, которые владеют наивысшими достижениями в материальной культуре, а те, которые лучше организованы. Стабильность ценнее, чем уровень развития в каждый данный момент времени. Историческое преимущество, таким образом, получает не тот, кто выбился вперед, а тот, кто прилагает основные усилия, чтобы сохранить себя и тем самым получить возможность перейти на следующую ступень, где накопленный уникальный набор характеристик способен отвечать на новые вызовы и превратиться в конкурентное преимущество. Длительность существования и толщина культурного слоя, таким образом, сами по себе становятся преимуществом. Достигнутая в рамках этой стратегии феноменальная жизнеспособность давала китайской цивилизации возможность бесконечного совершенствования, которое стало для нее синонимом развития.

Основанное на моральном авторитете общественное устройство обеспечивало высокую стабильность цивилизации, в отличие от христианской Европы, стремившейся к постоянным преобразованиям, но препятствовало поступательному развитию. Именно поэтому в Средневековье Марко Поло писал о превосходстве китайского государства, а через 6 столетий уже в Новое время Г. Гегель – об отсутствии в Китае истории, подразумевая осязаемые политические изменения и изменения вообще. Главным носителем цивилизационной идентичности в Китае были государственные чиновники. Они обеспечивали беспрецедентную длительность китайской цивилизации, которая, таким образом, была политически и культурно детерминирована.

Сильная идентичность позволяла Китаю успешно бороться с иноземными вторжениями, но оказалась бессильна перед теми, кто научился использовать перемены и вышел на другой технологический уровень. Китай впервые в своей истории столкнулся с принципиально иной моделью бытия, быть может, не более совершенной и сложной, но, несомненно, более действенной и эффективной. Он не мог победить Запад, но мог у него учиться. Альтернативы не было.

В тот же исторический момент на Западе произошел внутренний раскол. Марксизм вскрыл главные недостатки и противоречия капиталистического общества и тем самым показал альтернативу капиталистической вестернизации за пределами западного мира. Если в Европе марксизм имел прежде всего политическое значение, предлагал иную социально-экономическую и политическую программу развития, то для остального мира он приобрел еще и цивилизационное значение. Это значение марксизма ощущалось тем сильнее, чем более развитой была локальная цивилизация, в которой он укоренялся. Одновременно он выполнял свою главную историческую миссию – раскрывал закономерности сформировавшегося в Европе индустриального типа развития с высокими темпами роста, сменившего традиционное общество, основанное на приоритете духовных ценностей.

Стратегическая цель Китая заключалась в том, чтобы овладеть законами материалистической цивилизации, сохранив идентичность. Тогда это выглядело трудно выполнимой задачей. Только критический характер марксизма в отношении капиталистической действительности мог распахнуть двери Западу. Выступая противником капитализма, марксизм оказался естественным союзником Китая. Первые китайские марксисты выросли из движения за возрождение Китая. Существенную роль в широком распространении марксизма сыграло и то, что китайскому пролетариату противостоял в первую очередь иностранный капитал. Марксизм стал не только учением о социальном освобождении, но и политическим инструментом мобилизации национальной традиции. Его преимущество перед другими политическими учениями состояло в том, что, вскрывая безнравственность капиталистического Запада, он косвенно подтверждал превосходство Китая в самой важной для него области, способствуя сохранению традиций и идентичности.

В необходимости преодолеть инерцию за счет привлечения внешних факторов и притом сохранить собственную культуру заключалась основная проблема развития Китая первой половины XX в. Осуществить синтез двух типов цивилизаций – традиционной, духовной и современной, материалистической – и сохранить свою идентичность было новаторской задачей. Этим объясняется сложный путь, который прошла китайская компартия за первые 60 лет существования.

Современный Китай невозможно понять без марксизма, истории социалистического учения и практики социалистического строительства. Одновременно он остается продолжателем китайской цивилизации. В этом взаимодействии на протяжении XX в. марксизм выступал активным началом.

Китаизированный марксизм

Наиболее важным заимствованием из марксизма для китайской политической культуры стала теоретическая деятельность – создание научной теории и использование ее на практике. В 1938 г. Мао Цзэдун заявил о необходимости китаизации марксизма – соединении марксизма с китайской действительностью, а не просто учебе и повторении. В первую очередь, это касалось особенностей социальной структуры китайского общества, в котором классовые антагонизмы не доминируют и не подчиняют другие общественные отношения. Мао Цзэдун создал теорию «новой демократии», формой этого государства провозглашалась диктатура пролетариата, которая была орудием борьбы не столько с классом эксплуататоров, сколько со старой культурой, которая мешала движению вперед. Главной задачей было завоевание политической власти. Мао Цзэдун взял из марксизма то, что было нужно Китаю в тот момент – учение о революции и учение о партии. Экономическая теория марксизма тогда не была востребована в Китае. Внимание к отдельным аспектам марксистской теории позволяло не распылять силы, хотя и вело к несбалансированности и эклектичности.

С образования КНР началась новая эпоха и второй цикл учебы у Запада. После 1949 г. КПК считала, что новодемократическое общество будет существовать от 30 до 50 лет. Однако отсутствие теории социалистических преобразований в большой восточной стране подталкивало к прямому заимствованию в тех сферах, где собственного опыта и знаний было недостаточно. На первом после образования КНР 8-м съезде (1956) КПК встала на советский путь развития, провозгласив целью экономический рост. Основным противоречием социалистического строительства в Китае было признано противоречие между передовым общественным строем и отсталыми производительными силами, а целью – удовлетворение материальных и культурных потребностей народа.

Решения последовавших вскоре ХХ съезда КПСС (1956) и Совещания коммунистических и рабочих партий (1957) ниспровергли авторитеты и сняли ограничения на самостоятельный поиск – стало возможно не следовать готовой теории, а на практике доказать превосходство социализма. Поставив тогда цель обогнать Великобританию, КПК впервые отождествила идею социалистического строительства с идеей возрождения Китая, восстановления его места на международной арене.

Ленинизм, объединивший европейский марксизм с российской действительностью, подразумевал процесс национального освоения марксистской теории в типологически близкой культурно-цивилизационной среде. Китайская реальность явно не вписывалась в рамки европейской теории. Но и цельной концепции, способной заменить марксизм, в Китае тоже не было. Неспособность дать научное описание китайской действительности породила мощное противоречие в идейно-теоретической доктрине КПК, которая первые 30 лет после образования КНР пыталась применять доказавшие свою эффективность политические инструменты преобразования действительности, часто неуместные в экономическом строительстве. Их широкому использованию способствовала государствоцентристская парадигма цивилизационного развития, в которой экономические закономерности играли существенно меньшую роль, чем принципы традиционной социальной организации. Из этих представлений выросли ускоренная коллективизация – «народные коммуны», ускоренная индустриализация - «большой скачок», а потом и «культурная революция» как реакция на разочарование в экономической теории и попытка найти ответ на существующие проблемы в политических средствах (классовая борьба вновь была провозглашена основным противоречием социализма) и в национальной культурной традиции. Китай фактически вернулся к государствоцентристской модели. Найти формы сочетания марксистской социально-экономической теории и национальной культурной традиции на том этапе не удалось. Но было сделано главное. Первое поколение китайских коммунистов внесло решающий вклад в поиск путей преодоления цивилизационного кризиса – они обогатили методологический аппарат китайской истории, сделали революцию частью политической культуры и практики Китая, нашли способ преодолеть инерцию тысячелетнего китайского государства, разорвали цикличность китайской истории и указали направление дальнейшего движения.

Теория строительства социализма с китайской спецификой

Вопрос о месте марксизма в идейно-теоретической доктрине КПК вновь встал с началом реформ. Но главные надежды второе поколение китайских руководителей возложило на практику. Перед ними стояла другая задача - не захватить власть, а показать умение ею пользоваться, построить развитую экономику и поднять уровень жизни. В поисках эффективной модели развития КПК сделала шаг назад к марксистскому объяснению своих особенностей, которое не изменилось с 1950-х гг.: Китай не созрел для строительства социализма, но уже перепрыгнул капитализм, ему нужен особый период, когда будут действовать свои закономерности, будут допустимы капиталистические методы организации производства и распределения.

Из этого был сделан вывод, что КНР находится «на начальном этапе социализма», главной задачей которого стало экономическое развитие. Методы могут быть самыми разными, а отступление от марксистских положений – более не преступление, а историческая необходимость, обусловленная данной стадией социально-экономического развития. Внимание к решению текущих задач позволило ввести промежуточные ориентиры развития. Важнейшей чертой теории Дэн Сяопина стало выдвижение нового идеала – общества «сяокан» (малого благоденствия). Понизив уровень и приблизив его к реальности, КПК повысила вероятность его достижения.

На XII съезде (1982) было восстановлено основное противоречие социализма – между постоянно растущими материальными и духовными потребностями народа и отсталым общественным производством. Наступил этап экономического детерминизма. В 1978–2008 гг. за счет экономического роста решались все социальные и экономические проблемы.

Начиная с «опиумных войн», все циклы китайских реформ были тесно связаны с внешним миром. Открытость предшествовала и реформам Дэн Сяопина. Китай стал активно открываться с 1978 г. еще до 3-го пленума ЦК, но, в отличие от середины XIX в., самостоятельно, и с тех пор не терял инициативу. В 1982 г. был сделан вывод, что мир и развитие – это главные тенденции современности, а запрет в годы «культурной революции» на западные товары, инвестиции, технологии и экономическое сотрудничество противоречит историко-материалистической теории и отменяется.

Теория «строительства социализма с китайской спецификой» выполняла еще одну важную функцию – адаптировала общественный строй к условиям, когда в капиталистическом обществе вновь обнаружился потенциал жизненных сил. Китайские руководители чутко уловили изменения во внешнем мире и еще энергичнее возобновили учебу, сняв ради этого большинство идеологических барьеров.

На открытии XII съезда КПК Дэн Сяопин сформулировал главный принцип реформ: «Слепое копирование чужого опыта и чужих моделей никогда к успеху не приводило… Сочетать всеобщую истину марксизма с конкретной реальностью нашей страны, идти собственным путем истроить социализм с китайской спецификой» [1, с. 5–6] Призвав отказаться от слепого подражания, Дэн Сяопин продолжил курс на китаизацию. Тогда, вскоре после завершения «культурной революции», трудно было представить, что КПК отважится на следующий шаг – разрешит развитие частной собственности, распределение не по труду, создание рыночной экономики, а затем и политически легализует представителей предпринимательского класса [2]. Все это прямо противоречило традиционным представлениям о социализме. Однако марксистская теория никогда не становилась непреодолимым препятствием для национального развития. Это в равной степени относится ко всем китайским руководителям. Указание на национальную специфику позволило со временем институализировать эффективную экономическую модель, реализовать главное конкурентное преимущество и выработать формулу китайского экономического чуда – дешевая рабочая сила, внешние технологии, капиталы, природные ресурсы и рынки.

Опора на практику и эксперимент, игравших ключевую роль в реформах, радикальным образом меняла представления о социализме, но приближала Китай к преодолению отставания от развитых стран. Указание на национальную специфику, таким образом, открывало возможность выбора собственного пути, траектория которого еще не была определена, но уже формировалась под влиянием собственной идейно-теоретической доктрины, сохранявшей марксистский категориальный аппарат, но допускавшей свои этапы и ценностные ориентиры. Заслуга китайских реформаторов 1980–1990‑х гг. состоит в том, что они вышли за рамки марксистской теории начала XX в., не порвав с ней окончательно, сохранили и свою идеологическую принадлежность, и национальную идентичность, а, значит, сохранили возможности для их дальнейшего синтеза.

Взгляды Дэн Сяопина оформились в единую научную систему только в 1992 г., когда изменения в экономике, внутренней и внешней политике были приведены в соответствие друг с другом. Центральным элементом новой общественно-экономической конструкции стало положение о социалистической рыночной экономике.

После поражения социализма в Восточной Европе и распада СССР представления КПК об экономической и социально-политической системе китайского общества существенно повысили свой теоретический статус. До этого китайская концепция была лишь частью большой теории. Оставшись в одиночестве, Китай автоматически стал первым. Прежние ограничения, в т.ч. теоретические, исчезли, одновременно появились новые вызовы и возможности. Исчезновение социализма в Европе многократно усилило цивилизационное значение китайского опыта, подчеркнуло его своеобразие и отличие от западных моделей. В результате противостояние капитализма и социализма трансформировалось из межформационного в межцивилизационное.

Еще в XX в. западные востоковеды сделали вывод, что развитие человечества не линейно, переход от одной фазы к другой не бывает унифицированным и поступательным, а может быть многовариантным, характеризуется длительным сосуществованием и взаимовыгодным взаимодействием различных экономических укладов, характерных для разных исторических эпох. Эти положения, однако, не нашли отражения в официальных идейно-теоретических документах компартий и оставили без ответа целый ряд вопросов, которые частично уже были решены на практике, но не получили концептуального объяснения.

Во-первых, теория истории использует высоко абстрактные понятия, оторванные от конкретных условий, и существенно упрощает исторический процесс, что требует наполнения теоретических схем практическим опытом как можно большего числа стран, их обобщения и концептуализации среднего уровня.

Во-вторых, классовая специфика восточных обществ, которая препятствовала формированию частной собственности, разделению власти и собственности, зарождению капитализма, прямо предполагала, что и социалистическая революция в европейском варианте здесь будет невозможна.

В-третьих, опыт древних цивилизаций говорил не только о возможности развития, но и о возможности заката и гибели: у человечества нет гарантий восходящего движения. Более того, принцип «восходящего» развития не объясняет циклического развития большинства цивилизаций.

В-четвертых, история знает примеры гибели развитых цивилизаций при сохранении и развитии менее развитых, что ставит вопрос об уточнении критериев исторического прогресса. Способность адаптироваться к изменениям, находить ответы на вызовы среды и сохраниться в истории может быть важнее уровня технического развития и других признанных критериев современной цивилизации.

Следствием теоретической неполноты стал целый ряд упущений и ошибок, в том числе в историческом развитии социализма. Так, сегодня с учетом всех этих обстоятельств политика НЭПа в России выглядит целостной альтернативой классическим представлениям о социалистическом строе, не переходным этапом, решавшим чисто буржуазные задачи индустриализации, урбанизации, культурной революции, а самостоятельным типом развития, сочетавшим план и рынок, конкуренцию и государственный распределительный механизм и т. д. Однако в 1920–1930-е гг. в условиях международной изоляции выйти из признанной теоретической схемы и пойти дальше СССР не смог. Не удалось это сделать и после войны, мировая система социализма вступила в общий кризис, не смогла его преодолеть и прекратила существование.

В Китае в процессе достижения целей «начального этапа социализма» складывалась целостная и в силу практического, а не доктринального характера преобразований совершенно своеобразная картина общественного строя, включавшая план и рынок, многоукладность, создание специальных экономических зон, систему «одно государство – два строя» и т. д. [3]. КПК ввела понятие сяокан в качестве ближайшей цели и зафиксировала все эти новации в теории «социализма с китайской спецификой». Западные ученые называли это «сочетанием несочетаемого», однако на практике данная модель доказала свою эффективность и стала достраиваться новыми элементами.

Совершенствование теории строительства социализма с китайской спецификой

На протяжении всей новейшей истории Китай должен был догонять и учиться. Для этого приходилось выбирать между сохранением идентичности, которая препятствовала изменениям, и необходимостью принять перемены и изменить себя. Это была мучительная и трудная задача. С началом глобализации внешний мир взял на себя значительную часть бремени по решению этой проблемы, втянув Китай в мировую экономику. Экономическая отсталость превратилась в конкурентное преимущество. Дешевая рабочая сила и политическая стабильность сделали Китай желанным участником мировых экономических процессов.

Из государства, где политика руководит экономикой, Китай постепенно превращался в государство, где экономика руководит всем. Роль бизнеса значительно выросла. Как только целью развития были признаны не социальная справедливость и равенство, а экономический рост и совокупная мощь государства, исчезли основания для политической дискриминации предпринимательского класса. [4] Выдвижение Цзян Цзэминем идеи «тройного представительства» (передовых производительных сил, передовой китайской культуры и коренных интересов самых широких слоев населения) стало существенным уточнением идейно-теоретической доктрины КПК. Эти процессы совпали с выработкой, а с 1997 г. – и с практической реализацией концепции «одно государство – два строя», допускавшей существование в одном государстве разных общественных систем и пересматривающей представления о государстве диктатуры пролетариата и о современном государстве вообще.

Во многом решающим для процесса дальнейшей китаизации теории социализма стал 17 съезд КПК (2007), когда из формулировки «строительство социализма с китайской спецификой» был убран предлог «с» (you) и общественный строй в Китае получил новое название «специфически китайский социализм». Тогда же была предпринята попытка зафиксировать соответствующий социальный идеал – «социалистическое гармоничное общество». В Китае стала формироваться новая теория со своей целью – «гармоничное» общество, со своей методологией – экспериментом и институализацией успешной практики, своими категориями «социалистическая рыночная экономика», «тройное представительство», «совокупная государственная мощь» и др., наконец, со своим названием – «научная концепция развития». Теоретическая доктрина КПК балансировала на грани новой концептуализации, преемственной марксизму, но с явным потенциалом собственного объяснения мира и задач, которые стояли перед Китаем. Однако предложенная теоретическая новация, дав импульс научным дискуссиям, осталась структурно неполной, в ней отсутствовало указание на характер развития китайского общества, не формулировалось новое основное противоречие, она не была подкреплена политической волей руководства. И для этого были причины.

Ориентированная на экспорт экономическая модель приближалась к естественному пределу своих возможностей, вслед за этим пропадало главное преимущество Китая на внешней арене. Экономический детерминизм марксизма требовал преодолеть отсталость, превзойти передовые державы по уровню экономического развития и выйти в авангард исторического процесса. Китай успел решить только первую задачу – преодолеть бедность. Переход к решению следующей выглядел в сложившихся условиях невыполнимым. Все основные факторы китайской социально-экономической модели были исчерпаны: избыточная и дешевая рабочая сила заканчивалась, конкуренция на внешних рынках повышалась, росло «сдерживание» Китая на внешней арене. В условиях неизбежного перехода к «новой нормальности» перспективы соревнования с развитыми странами в сфере экономики не выглядели оптимистично. В середине 2000‑х гг. стал нарастать конфликт между успешным решением основного противоречия социализма и негативными последствиями ориентированной на его решение рыночной экономики: растущим расслоением, обострением социальных противоречий и региональными разрывами. Новации, которые провозгласил Ху Цзиньтао, должны были ликвидировать негативные последствия этой модели. Вместе с тем, она по-прежнему приносила ощутимые экономические выгоды. За 10 лет (2002– 2012) КНР сумела перейти с шестого на второе место по объему ВВП и восстановить статус Китая как великой мировой державы. В практическом плане для руководства компартии вопрос заключался в следующем: либо начать структурную перестройку и сознательно пойти на существенное снижение темпов, либо продолжить политику поддержания высоких темпов, решая тем самым главные стратегические задачи – повышение уровня экономического развития, уровня жизни населения и совокупной государственной мощи [4].

Успешное преодоление кризиса 2008 г. показало, что Китай стал не просто частью современного мира, а одной из его наиболее эффективных частей; это парадоксальным образом означало, что высокий потенциал соединения китайского с западным тоже подходит к концу. И одновременно свидетельствовало, что мир вступил в новую эпоху, где у западной социально-экономической модели уже нет очевидных преимуществ, хотя и сохраняются экономическая и военная мощь.

Возможно, еще существеннее было то, что сама модель индустриальной экономики обнаружила глубокие изъяны. Нужны были новые ориентиры, отражающие и уровень достигнутого, и перспективы развития. Кризис европейского социализма, а затем и капиталистической модели создали окно возможностей для стран не-Запада. Китай дальше других продвинулся в формировании собственной модели и ее теоретическом описании, лучше других был подготовлен к тому, чтобы этим воспользоваться. У него впервые появился шанс стать лидером по новым критериям, контуры которых уже намечались, но еще не были сформулированы и теоретически обоснованы.

В целом, следует признать, что руководство КПК во главе с Ху Цзиньтао попыталось всесторонне осмыслить результаты реформ, уточнить социальный идеал, исправить негативные социальные последствия преобразований, нарушения принципов социальной справедливости, следствием которых стал рост коррупции, экологических проблем и т. д. Провозгласив целью гармоничное общество и определив средства его достижения, руководство КПК примеривалось к завершению большого исторического цикла в развитии социалистической идеи в Китае, но тогда его не осуществило.

Следующему поколению досталась задача сменить модель, но совершить это в условиях ослабления конкурентных преимуществ, ухудшения мировой экономической конъюнктуры, снижения темпов, обострения социальных проблем и внутренних противоречий. Смена руководства в 2012 г. отражала назревшую потребность в смене модели развития, которая по аналогии с предыдущим периодом формирования рыночного социализма могла занять период, заметно превышающий 10 лет, потребовать политических волевых решений и усиления роли государства [4].

«Новая эпоха» Си Цзиньпина

В начале XXI века в мире произошли крупные изменения, и нужно было уже не догонять, а самому, очень часто впервые, искать ответы на новые вызовы. Набрав скорость еще в старом, доглобальном мире, в конце XX в. Китай вырвался на авансцену мировой истории и первым столкнулся с общецивилизационными вызовами, которые требовали не учиться и подстраивать свою идентичность под сложившуюся реальность, а искать и использовать собственные конкурентные преимущества, полагаться на идентичность и традиции, которые в новых условиях перестают быть препятствием и становятся источником развития. Победу в этом раунде одержит тот, кто первым найдет ответы на новые вызовы. Так произошло в Новое время в Западной Европе, совершившей промышленную революцию.

До начала второго десятилетия XXI в. китайская теория социализма была локальной. КПК китаизировала марксизм для решения своих проблем, а затем на его основе создала теорию «строительства социализма с китайской спецификой», выработав, таким образом, собственную методологию общественно-исторического развития – «использовать западное на службу китайскому». Теперь, очевидно, пришло время сосредоточиться на первой части высказывания цинского чиновника Чжан Чжидуна «китайское в качестве основы». Оказалось, что формула середины XIX в. была верна, но следовать ей нужно было не параллельно, а последовательно, ориентируясь на характер эпохи и свое место в эшелоне развития.

С момента образования КПК китайские коммунисты искали теоретическое обоснование стоявших перед ними исторических задач. Сначала это были поиски теоретического обоснования новодемократической и социалистической революции, затем строительства социализма в отсталой стране. Одно оставалось неизменным – официальная приверженность основным положениям и целям марксистской теории и готовность от них отойти в интересах решения практических задач.

Поиск и переход к новой социально-экономической модели потребовал усиления роли государства, вновь оказалась востребована и личная харизма, и высокая персональная ответственность. XVIII съезд КПК (2012) не мог выдвинуть новую концепцию, перед ним стояла другая задача – обеспечить смену руководства.

Следующий 19-й съезд (2017) по значению можно поставить в один ряд с поворотными для Китая 7-м и 12-м съездами КПК. Главная задача двух первых состояла в сокращении сферы всеобщности и усилении прикладного характера теории. Теория Си Цзиньпина о строительстве социализма с китайской спецификой новой эпохи продолжила традицию китаизации марксистской теории и практического решения задач, которые стояли перед Китаем. Но одновременно она должна была предложить собственное решение проблем, которые появились в начале XXI в., и таким образом вернуть себе известную меру всеобщности. Характер теории определила провозглашенная Си Цзиньпином цель – «Великое возрождение китайской нации». Возвращение к идее возрождения стало логическим и символическим завершением столетнего периода развития КПК, начавшегося с «дискуссии об измах», о том, социализм или капитализм может спасти Китай. КПК решила этот вопрос на практике и теперь могла перейти к следующей задаче.

Намеченное в ходе съезда на середину XXI в. завершение социалистической модернизации и выход в число передовых держав отдает дань марксистской традиции и сочетается с новым ориентиром. Сегодня для того, чтобы воплотить китайскую мечту и вернуться в число ведущих держав, не стоит задача догнать США по совокупному объему ВВП и тем более по объему ВВП на душу населения. Критерием Возрождения стала способность самостоятельно отвечать на вызовы эпохи.

Центральной идейно-теоретической новацией 19-го съезда стало положение о вступлении социализма с китайской спецификой в новую эпоху. В марксистско-ленинской традиции любое упоминание о новой эпохе вызывает прямые аналогии с ленинским определением империализма и переходом к эпохе социалистической революции. При смене эпох закономерности меняют свою природу и открывают путь новым. Эта универсальная формула для объяснения всех крупных изменений в теории и практике общественного развития выглядела особенно привлекательной в преддверии 100-летнего юбилея КПК. Она позволяла Китаю, начавшему как ученик, через 100 лет занять ведущее место в мировом развитии.

В официальной историографии КПК марксизм-ленинизм в сочетании с действительностью Китая инициировал два исторических скачка, каждый из которых породил теоретическую новацию. Первый – это «идеи Мао Цзэдуна», которые привели к новодемократической революции и началу строительства социализма. Второй – теория «строительства социализма с китайской спецификой» Дэн Сяопина, определившая экономический рост Китая. Главной целью первого этапа было освобождение и достижение независимости, т. е. решение поставленной еще Сунь Ятсеном задачи «выпрямиться во весь рост». Целью второго – экономическое развитие и построение общества сяокан [2]. Сейчас происходит третий скачок, сравнимый по значению с образованием КПК. Принципиальное отличие нынешнего этапа – в том, что до этого КПК училась и соединяла всеобщие истины с конкретной практикой, а сейчас стоит задача создавать принципиально новое знание.

Впервые с Нового времени научно-технический прогресс понимается не только как инструмент общественного развития. В информатизации, биотехнологиях, искусственном интеллекте, новых средствах массовой коммуникации видно мощное орудие разрушения привычных принципов человеческого общежития и существующего социального порядка – прежде всего, отношений общества и государства. Для появления новой теории, таким образом, созрели все необходимые условия. Во-первых, появились принципиально новые вызовы (социальные последствия цифровизации, экологических проблем и т. д.). Они знаменуют наступление «новой эпохи». Во-вторых, возникло понимание происходящих изменений как исторических вызовов и необходимость искать на них ответы. На праздновании 100-летия КПК Си заявил о небывалых изменениях, которые происходят в мире раз в 100 лет, связав, таким образом, образование КПК и современные задачи. И, наконец, политическая система КНР предполагает поиск таких ответов коммунистической партией [5].

Наступающая эпоха предполагает свое теоретическое обоснование, главным в котором, по марксистской традиции, стало новое основное противоречие, сформулированное на 19-м съезде, – противоречие между постоянно растущими потребностями народа в лучшей жизни и неравномерностью и неполнотой развития. Объявив о такой смене, КПК задала новое направление развития на стратегическую перспективу. В прежний период центральной задачей КПК был экономический рост и повышение уровня жизни. Новое противоречие перенесло центр тяжести работы с экономического строительства на реформирование системы государственной власти, совершенствование социальных отношений и государственного управления. Впервые с 1978 г. центр тяжести работы был перенесен с экономического на партийное и государственное строительство.

Появление новой теоретической платформы КПК – событие исторического значения. С ее принятием уходит старая эпоха – эпоха Дэн Сяопина и построения сяокан – и приходит новая «эпоха осуществления китайской мечты о великом возрождении», для которой соединение китайских реалий с марксистской теорией было лишь обязательным начальным этапом.

До последнего времени в Китае было не принято говорить о всемирном значении китайского опыта. Считалось, что уникальность Китая навсегда связана с прошлым. Успех модернизации показал, что выраженная в китайской специфике уникальность сохранилась и даже институализировалась. Оказалось, что глобализация объединила, но не унифицировала мир, в котором вновь существенно повысилось значение идентичности. Китай, конечно, не перестал учиться у окружающего мира, но уже готов к равноправному обмену опытом. Экономическая и политическая китаизация развивающихся стран может стать действенным фактором мирового развития на этапе кризиса глобализации¹.

Все это заставляет относиться к китайским реформам как к формированию принципиально нового общественного строя, соответствующего новой эпохе и новому технологическому укладу. Это общественный строй, отличный как от западного, так и от традиционного китайского, но преемственный всему историческому наследию Китая – и традиционному, конфуцианскому, и социалистическому [7]. Успешно решая локальные, частные задачи, Китай постепенно занимает место на передовой линии мировой истории, а найденные им решения приобретают общецивилизационное значение.

* * *

Современная китайская модель на фоне экономического и политического кризиса Запада выглядит реальной исторической альтернативой, основанной на численности населения, превосходящего весь западный мир, и на глубокой непрерывной культурной традиции. Эти обстоятельства всегда внушали китайским лидерам уверенность в праве на самостоятельный путь развития, а успехи Китая в последние годы только укрепили их в этом убеждении.

До сих пор в западной науке основной единицей социально-исторического анализа считается национальное государство. Для Китая это единица другого порядка – цивилизация. Цивилизационный характер не просто накладывает отпечаток на современное китайское государство, он составляет его сущность, определяет закономерности развития, методы изучения и возвращает к цивилизационному измерению истории. Действие этих подходов можно проиллюстрировать двумя примерами.

С наиболее распространенной сегодня экономической точки зрения, главная причина успехов китайских реформ в том, что Китай нашел способ превратить свои естественные и ситуационные недостатки в конкурентные преимущества. В начале преобразований большое население, неблагоприятная демографическая структура, слабая материально-техническая база рассматривались как препятствие для социально-экономического роста. Приняв курс на ограничение рождаемости, КПК оставалась в государственноцентричной парадигме развития и рассчитывала сократить избыточное население, чтобы, таким образом, административными мерами способствовать быстрому росту уровня жизни. Однако эффективность такого решения в силу его распределительного, а не производительного характера не могла быть высокой, оно было способно только сгладить остроту проблемы, но не решить ее. Настоящим прорывом стало осознание потенциала особенностей Китая (гоцин), использование которых возможно только в новой среде. Политика открытости позволила объединить многочисленную и дешевую рабочую силу с западными технологиями, инвестициями, ресурсами, а затем и рынками, положив начало беспрецедентному экономическому росту. Внутри страны Китай тоже пошел на смелые эксперименты и ради этого пошел на обновление идейно-теоретической платформы КПК в вопросах собственности, распределения и регулирования экономики.

А в чем объяснение успехов Китая с точки зрения теории истории? В том же, в реализации преимуществ, но уже другого порядка – не сравнительных экономических, аисторических, набора уникальных цивилизационных характеристик, принципов социальной организации и опыта управления. Понимание глубокой самобытности отличало всех китайских политиков и государственных деятелей. КПК не стала исключением. Ее главным достоинством по сравнению с другими политическими силами стало сочетание революционного характера и готовности к радикальному переустройству с признанием цивилизационной идентичности Китая. Этот путь не обошелся без ошибок, но марксистская теория, воплотившая основные императивы XX в., задавала верные ориентиры и не лишала руководство компартии возможности принимать собственные решения, время от времени позволяя раздвигать границы теории, сначала для решения прикладных задач в рамках «китаизации марксизма», а потом все более планомерно включая в нее национальные особенности, что, в конце концов, привело к выдвижению теории строительства «социализма с китайской спецификой». Следующим шагом стало признание роли цивилизационной идентичности, выразившееся сначала в смене формулировки на «специфически китайский социализм» (2007), а затем в обоснованной конституционными поправками 2018 г. радикальной реформе китайского государства при сохранении сложившейся социально-экономической системы.

Копирование западных схем и моделей, отказ от идентичности вели к потере конкурентных преимуществ и перерождению, в то время как преемственность, сохранение идентичности, наоборот, открывали путь к возрождению. Потенциал цивилизационных отличий раскрывался в способности компенсировать недостатки действующей общественной системы и открывать новые перспективы при возникновении угроз ее существованию. Идентичность, таким образом, играла такую же роль в историческом развитии, что и сравнительные преимущества в глобальной экономике. Сейчас Китай одним из первых уловил начавшуюся смену исторических эпох и начал поиск приоритетов развития и направлений преобразований.