В статье исследуются особенности синкретизма в религии Мероэ и факторы, влияющие на этот феномен. Они прослежены от ранних археологических культур долины Нила до времени распространения эллинизма. Предмет исследования – культы богов, мифы и ритуалы. В работе раскрывается специфика понятий «единство» и «множество», легших в основу появления локальных форм почитания египетских богов, что стало первым этапом процесса синкретизма. Последующая адаптация и аккультурация проявлялись в переосмыслении и создании образов, сохранявших многие черты своего египетского происхождения. Понятие «свой – чужой» в Мероэ проявлялось через специфические формы осознания чужих образов своими, причем этот процесс шел в двух направлениях, чужое (египетское) становилось своим в Мероэ, боги Куша попадали в египетский пантеон как чужие, но со временем также становились своими. Результат синкретических процессов элинистического времени автор видит в создании новых образов, соединивших греческие, египетские и мероитские черты, притом что эллинистические образы Мероэ получало через Египет. Результатом процессов становления религии Мероэ вплоть до порога христианской эры было взаимовлияние и сосуществование заимствованных и синкретизированных образов, что проявилось в статуях божеств, изображениях на рельефах, и т. п. Процессу синкретизации подверглись не только отдельные образы и ритуальная практика, но и вся теологическая система Египта, совершившая первый в мировой истории масштабный исход за пределы ее исторического формирования и адаптированная к условиям древнесуданской культуры.

В данной публикации представлен комментированный перевод на русский язык части свитка VIII хроники «Синтё:-ко: ки» («Записи о князе Нобунага»). Работа является продолжением серии академических переводов «Синтё:-ко: ки», опубликованных автором. «Синтё:-ко: ки» представляет собой жизнеописание «объединителя Японии» Ода Нобунага (1534–1582). По всей видимости, один из важнейших источников по истории Японии конца Средневековья – начала Нового времени окончательно сложился на рубеже XVI–XVII вв. Автором хроники-биографии Нобунага является его вассал О:та Гю:ити (1527–1613?). В данной части хроники рассказывается о походе Ода Нобунага в 1575 г. в провинцию Этидзэн, ранее перешедшую под контроль сил Икко:-икки. Жестоко расправившись со сторонниками Икко:-икки, Нобунага восстановил свою власть над Этидзэн. В свитке VIII приводится текст наставлений Нобунага вассалу Сибата Кацуиэ. Кацуиэ должен был руководствоваться этими наставлениями при управлении провинцией Этидзэн. Кроме того, в данной части своего труда О:та Гю:ити описывает и другие важные события: назначение «объединителя Японии» на высокие должности при императорском дворе, а также передачу им главенства в доме Ода старшему сыну Нобутада. Первый академический перевод «Синтё:-ко: ки» на русский язык снабжен подробным комментарием, в котором сообщения хроники сопоставляются с другими источниками. Кроме того, в комментарии автор перевода предлагает собственное толкование трудных для понимания мест «Синтё:-ко: ки» и приводит основные их интерпретации, существующие в современной науке.

Древнеиндийская эстетическая теория выделяет bībhatsa, «отвращение», как одно из девяти чувственных состояний, которые определяют настрой драматических и поэтических произведений и посредством визуальных/вербальных техник воздействуют на зрителя/читателя. Этот термин из «Натья-шастры» Бхараты был заимствован христианскими миссиями в Индии и использован как аргумент в противодействии культурным традициям завоеванного субконтинента. Перевод на маратхи (1864 г.) санскритской драмы Шудраки «Глиняная повозка» стал объектом возмущенной полемики в публичном пространстве, инициатор которой – преподобный Генри  Бэллэнтайн – посчитал «отвратительным» образ главной героини Васантасены, потомственной гетеры, и «постыдной» пьесу в целом. Окончательное подчинение Индии после поражения Сипайского восстания (1857–1858) и ее переход под власть британской короны интенсифицировали процесс эмоционального перевоспитания подданных, в котором триггером «отвратительного» стало считаться то, что противоречит христианской морали.     

Обзорная статья написана по материалам доклада, представленного на Всесоюзных Бартольдовских чтениях1990 г. В ней проанализированы упоминания денежных единиц, имевших обращение на территории города Туркестана и его округи (Южный Казахстан) в период подчинения Кокандскому ханству и после присоединения к Российской империи. Источник – тексты большой группы актовых и хозяйственных документов на восточных языках в арабской графике, выявленных в 1970-х гг. В статье дается филологический анализ монетных терминов и сопутствующей метрологии, уточняются соотношения между местными и русскими номиналами и общая специфика денежного обращения в регионе на протяжении XIX в. Наряду с типами монет и особенностями их хождения автор приводит уникальные данные о ценах на товары, недвижимость, продукты питания и т.п., бытовавшие в регионе в тот период.

Данная статья посвящена исследованию культа Махакалы в Тибете. Махакала относится к числу дхармапал – гневных Защитников буддийского Учения. В статье затрагиваются вопросы, связанные с генезисом данного культа. Представлены некоторые сведения по истории появления божества в пантеоне тибетского буддизма и его дальнейшей разработке и популяризации в Тибете. В статье даются основные формы божества и их функциональные стороны на основе имеющихся по данной теме работ. Также отмечены линии передачи учения и практики Махакалы, существовавшие на ранних этапах формирования культа. В работе подчеркивается значимость культа Махакалы в Тибете, а также особая распространенность Шестирукой формы божества. Этот древний и многогранный культ, имеющий генетическую связь с почитанием индийских божеств, прочно вошел в буддийский пантеон и стал популярен не только в Стране снегов, но и во всех регионах распространения тибетского буддизма.

 

 

Статья является своеобразным «постскриптумом» к работе автора, в которой была сформулирована гипотеза о существовании в палийском каноне и развивающей его идеи постканонической литературе фундаментальных истоков, порождающих образ коронованного Будды. На основе этой гипотезы исследуются образцы иконографии раннего буддизма, в частности школы Амаравати, иллюстрирующие взаимоотношения Чаккаватти и Будды. Обосновывается вывод о возникновении образа коронованного Будды практически одновременно с антропоморфным изображением Просветленного.

Данная статья представляет собой третью, заключительную часть исследования, посвященного редакции «Категорий» Аристотеля в сочинении Ибн-Сины (Авиценны; ум. 1037) «Исцеление». Здесь освещается авиценновская переработка учения о последней из четырех основных категорий – качестве, об остальных шести категориях и о понятиях, рассматриваемых Аристотелем в третьей части своего трактата (постпредикаментах), прежде всего – «противолежании», «предшествовании и последовании» и «движении». Особое внимание уделяется деятельности Ибн-Сины по согласованию разных трактовок десяти категорий  и  посткатегориальных  понятий  в  аристотелевских  «Категориях»  и «Метафизике», а также его ориентации на онтологизацию категориологии, выражающуюся в обосновании как бытия каждой из десяти категорий, так и ее субстанциальности или акцидентальности.

В статье исследуется широко применяемая практика вознесения краткосложных молитв в традиции гаудия-вайшнавизма на примере употребления так называемой маха-мантры («великой мантры»). Анализируются текстовые источники появления указанной практики, прежде всего упанишады, такие как «Кали-сантарана-упанишада» и «Чайтанья-упанишада». Приводится характеристика комментаторской деятельности относительно данных упанишад. Классическими истолкованиями могут считаться комментарии Брахмайогина Рамачандрендры Сарасвати (XVIII в.) и Сухотры Тапованачари (1950–2007) на«Кали-сандарана-упанишаду» и комментарии Бхактивиноды Тхакура и Мадхусуданы даса Бабаджи на «Чайтанья-упанишаду», соответственно. Прилагается перевод обоих текстов с санскрита с необходимыми пояснениями. Оба текста анализируются посредством концепции В. И. Рудого о полиморфном характере санскритской текстовой культуры.

Статья является продолжением исследования раздела «Разнородные произведения» («Цза-шу») знаменитой «Книги для сожжения» («Фэнь-шу») Ли Чжи (1527–1602) и представляет первый перевод эссе «Суждения о вооружении и пище» («Бин-ши лунь»). В произведении мыслитель рассуждает о роли вооружения в жизни общества, переосмысливает тезис Конфуция о приоритете доверия народа перед вооружением и пищей, а также обрушивается с критикой на Мэн-цзы, рекомендовавшего просвещать народ в сельских школах и открыто принуждать его соответственно праведному пути царя. В качестве более эффективной альтернативы Ли Чжи предлагает более гибкий даосский путь – создание условий для естественной саморегуляции людей и незаметное манипулирование народом.

Автор анализирует проблему хронотопа в древнеиндийских текстах, написанных на санскрите («Ману-Смрити», «Артхашастра», «Рамаяна», «Брихадараньяка-Упанишада») и пали («Симависодхани»). «Хронотоп» – это категория, введенная советским ученым Михаилом Бахтиным (1895–1975). Эта категория описывает, как конфигурации времени и пространства представлены в языке и дискурсе. В частности, автор анализирует проблему представлений о пространстве применительно к категориям «страна» и «Царство». Исследование дало два основных результата. Во-первых, так называемое «священное пространство» в древнеиндийских текстах всегда представлялось в виде квадрата (или прямоугольника). Это похоже на то, что называется Васту-мандалой в Васту-Видье, традиционной науке о строительстве. Во-вторых, «сакральное пространство» в древнеиндийских текстах на санскрите и пали связано с множеством разнородных явлений: пространством, социумом, временем и т. д. В подобном отрывке, взятом из «Брихадараньяка-Упанишады», автор обнаруживает замечательное явление: в чисто пространственном, на первый взгляд, описании количество временных категорий едва ли не превосходит количество пространственных, то есть мы наблюдаем пространство, описанное через время. Следовательно, в древнеиндийской культуре пространство и время неотделимы друг от друга. Автор делает вывод, что в древнеиндийской культуре мы имеем дело с хронотопом как единой и неделимой категорией, а старые представления об атемпоральности древнеиндийской культуры в корне неверны.

Публикация включает перевод на русский язык 15-й главы из персидского агиографического сборника «Поминания друзей Божиих» ʻАттара (ум. 1221). Глава посвящена событиям жизни, деяниям и речениям хорасанского подвижника ʻАбдаллаха б. ал-Мубарака (ум. 797), авторитетного передатчика хадисов и аскета (zāhid), преуспевающего купца и сурового воина-муджахида, но прежде всего ‒ поклоняющегося (ʻābid) Богу. Это первый перевод данного текста на русский язык с оригинала (по критическому изданию М. Эстеʻлами). Он снабжен историко-филологическим комментарием и предварен кратким введением, содержащим информацию о жизни Ибн ал-Мубарака и его месте в традиции мусульманского благочестия. Отмечено, что, опираясь на арабские источники, ʻАттар создал иранскую версию житийного портрета «прототипа суфия», где акцентированы такие его черты, как смирение, самоуничижение, участие в чудесных событиях и чудотворство.

Интерес к творчеству великого таджикско-персидского поэта-философа Насир-и Хусрава (XI в) не ослабевает на протяжении многих столетий. Изучение творчества Насир-и Хусрава русскими учеными началось в XX в. Упомянем имена Е. Э. Бертельса, В. Б. Никитиной, А. Эдельмана. Первой монографией о нем стала работа А. Е. Бертельса. Переведены его некоторые стихи и Сафар-наме («Книга путешествий»). Но до сих пор нет полных переводов его философских трактатов. К их числу относится философско-дидактическая поэма (маснави) Раушанāū-нāме –«Книга о просветлении», к переводу которой приступили авторы данной публикации. Перевод, предлагаемый здесь, является филологическим, что предполагает определенные методические подходы, а именно точное воспроизведение смысла и стилистики текста (в частности, наиболее полная передача лексического состава, а также отражение стиля памятника), наличие концептуального комментария и другие особенности. Поэма состоит из 594 бейтов. Соавторами опубликован перевод вступительных частей поэмы ал-хамд («Восхваление») и Фасл фи ан-Насихат («Глава в Назидание»), содержащих 162 бейта. Следующие 58 бейтов поэмы переведены М. Шакарбековой и находятся в печати. Здесь предлагается перевод следующих 100 бейтов. Насир-и Хусрав родился в городке Кобадиан в 1004 г. на территории современного Таджикистана. Умер в 1072 г. в Йумгане (территория современного Афганистана). В возрасте около сорока лет он принял учение исмаʻилизма. После путешествия по странам Ближнего Востока Насир-и Хусрав вернулся в качестве даʻи или Худжжата официального проповедника исмаиʻлизма на территории Хорасана. В результате религиозных гонений поэт укрылся от преследований в горном селении Йумган, где провел последние годы жизни. Там он написал свои основные поэтические, а также философские произведения, такие как Зад ал-мусафирин («Запасы в дорогу путника») и Джамиʻ ал-хикматайн («Сретение двух мудростей»). Третьим стало маснави Раушанāū-нāме («Книга просветления»), в котором в облегченной«проповеднической» форме передаются основные мысли двух предшествующих трактатов. Главы, представленные в нашем переводе, посвящены учению о четырех элементах, трех царствах природы и происхождении тела человека от этих царств. Завершается отрывок главой о мире как дереве, а человеке – как плоде этого дерева. Перевод снабжен необходимыми краткими комментариями терминов исмаʻилитской метафизики и разъяснениями темных мест. Набор тем данного отрывка не только отражает, по словам А. Е. Бертельса, «схему мироздания», он в целом характерен для презентации картины мира в трактатах мусульманских авторов. Будучи одним из самых старых сочинений на персидском языке, данный текст представляет большой интерес для исследования устойчивых представлений, а также их эволюции, у авторов других эпох и направлений ислама.

В статье подведены итоги 10-й юбилейной конференции «Письменные памятники Востока. Проблемы перевода и интерпретации », которая проходила в Институте востоковедения РАН 12-14 октября 2020 года. Участниками этого форума, как и в предыдущие годы, были ученые из Москвы, Санкт-Петербурга, Махачкала, Уфа, а также коллеги из Элисты, Иркутска и Баку, представившие отчеты по изучению литературных (письменных и устных) сочинений, исторических хроник, эпиграфики и других типов текстов художественного, документального и философского содержания. Общим для всех представленных работ было внимание к первоисточнику как таковому и его месту среди аналогичных памятников своей эпохи, к отражению в нем особенностей духовной и материальной сторон жизни в странах Востока. Конференция прошла в дистанционном формате, что позволило значительно расширить ее аудиторию.

Аннотация. Территориальное расширение Российской империи вызвало насущную потребность по изучению народов, как вошедших в состав России, так и оказавшихся ее соседями. Особую роль в этом процессе играли военные, служившие на границах империи. Со второй половины XVIII в. в России развивается система преподавания восточных языков в военных учебных заведениях. В монографии М. К. Басханова «История изучения восточных языков в русской императорской армии» (СПб.: Нестор–История; 2018) исчерпывающе реконструируется история 24 военных учебных заведений, в которых преподавались восточные языки, раскрываются сильные и слабые стороны учебных планов, основные результаты, достигавшихся военным востоковедением на том или ином этапе его развития. Особое внимание автор уделяет проектам в области учебного востоковедения, так и оставшимся не реализованными. Основной вывод автора состоит в том, что значительный интеллектуальный потенциал военного востоковедения не был использован в полной мере – ни в царское время, ни в советское. Монография М. К. Басханова является значительным достижением современной исторической науки, на долгое время она останется настольной книгой для историков Востока, специалистов по внешней политике России XVIII‒XX вв.

. Статья представляет собой обзор четырехтомного издания русского перевода «Да Мин люй цзи цзе фу ли» («Законы Великой династии Мин со сводным комментарием и приложением постановлений»), издававшегося с 1997 по2019 г. Введение в русскоязычный научный оборот этого правового памятника вносит существенное дополнение в современные представления о китайской традиционной правовой системе и закрывает значительную лакуну в истории развития права Китая XIV–XVII вв.

В рамках обзора применялись специальные юридические методы исследования. Историко-правовой подход позволил рассмотреть появление и действие этого правового свода в конкретных исторических условиях, оценить степень его актуальности для эпохи Мин (1368–1644). Сравнительно-правовой метод дал возможность сравнить анализируемый правовой свод с другими памятниками традиционного права Китая, начиная с древнейших и закачивая законодательством последней династии императорского Китая – Цин (1644–1911). Формально-юридический поход обеспечил анализ юридической техники данного документа, особенностей его структуры и содержания, выявление специфической правовой терминологии и пр.

В результате проведенного обзора отмечается высокая ценность анализируемого правового памятника как источника по истории средневекового Китая, его государственности и права, выявлены его особенности и сходства с другими источниками традиционного китайского права, отмечена значимость свода законов для развития последующего законодательства императорского Китая. Свод законов «Да Мин люй цзи цзе фу ли» является ценнейшим источником по истории государственности и права Китая эпохи династии Мин, содержит важнейшие сведения о системе органов власти и управления, их компетенции, основных сферах правоотношений в средневековом китайском обществе. В целом сохраняя традиционную для китайских сводов законов структуру (истоки этой традиции были заложены еще в эпоху династии Тан, 618–907), анализируемый памятник является гораздо более объемным, учитывает новые, по сравнению с предыдущими кодификациями, сферы правоотношений, изменения, происшедшие во внутренней и внешней политике Китая после изгнания монгольской династии Юань (1271–1368) и прихода к власти «национальной» династии Мин. Ряд принципов внутренней и внешней политики, активно реализовавшихся в эпоху Цин, был формально юридически закреплен уже в правовом своде Мин.

Анализируемый правовой памятник представляет большой интерес для исследователей истории Китая, его государства и права. Практически каждая глава, а также отдельные статьи и дополнительные постановления могут стать предметом исторического, историко-правового или сравнительно-правового анализа, представляют большой интерес также для преподавателей истории государства и права зарубежных стран и для студентов, изучающих этот предмет.